Скауты Селуса, как и большинство подразделений армии Родезии были частью интегрированной – в полку бок о бок служили как черные, так и белые солдаты, причем число последних варьировалось от 15 до 30%. (Чисто «белыми» частями в РДФ были только САС и Легкая пехота). Поскольку большинство солдат были черными, то в первую очередь возникал вопрос о их вербовке. Поскольку Скауты с момента создания и практически до конца войны были подразделением секретным, о котором мало кто знал, африканский персонал никогда не вербовали напрямую, посредством армейских рекрутеров. Для этого применялся иной способ.

Когда возникала нужда в новобранцах, в регион посылалось подразделение солдат-африканцев. По прибытии на место, переодетых в штатское солдат (местных уроженцев) посылали в родные места, в то время как их командир договаривался с региональным комиссаром (чиновником гражданской администрации, отвечающим за область), что потенциальные кандидаты будут прибывать для регистрации в его офис.

Солдаты-вербовщики никогда не признавались соседям и землякам, что они являются военнослужащими. Иногда, если это скрыть было совсем невозможно, они подтверждали, что они, дескать, служили, но более не служат. Обычно они работали под «легендами» сезонных рабочих, либо же безработных, возвратившихся побыть в родных краях.

Далее они в разговорах упоминали, что краем уха слышали, как какой-то армейский офицер из одного очень особого и очень секретного подразделения в один из дней приедет в офис к региональному комиссару. И вроде бы, по их словам, ходили слухи, что этот офицер будет искать для службы людей – но не всякого встречного-поперечного, а особых людей: сильных, выносливых, тех, кто умеет хорошо читать следы и чувствует себя в буше как дома. Далее шел разговор о том, что в этой особой части зарплата гораздо выше, чем в обычных частях. В конце концов вербовщик начинал хвастаться и заявлял, что сам попробует свои силы, и пойдет посмотреть, что там и как. И приглашал знакомых с собой.

Когда в назначенный день командир подразделения прибывал в офис комиссара, то обычно его там ожидало десять-двенадцать человек. Чтобы не вскрывать «легенды» своих подчиненных, офицер их интервьюировал точно так же как и настоящих кандидатов. Местное население и родные рекрутов были уверены, что солдат набирают в обычные армейские части – Скауты Селуса не упоминались ни разу.



После этого, отобранных новобранцев доставляли в казармы Инкомо, где они ожидали прибытия остальных партий из других районов страны. Им выдавалось стандартное камуфляжное х/б и они находились на положении обычных армейских новобранцев – пока им никак не объявляли, что они будут проходить отборочный курс Скаутов. Когда, наконец, набиралось достаточное количество человек, как правило, примерно 60, начинался курс молодого бойца. В принципе от обычного армейского курса он отличался несколько большей интенсивностью. Например, новобранец в полку Родезийских Африканских Стрелков (черная часть с белыми офицерами) отправлялся в боевое подразделение после четырех месяцев обучения. Но потенциальный кандидат в Скауты должен был пройти не менее 6 месяцев обучения. Что касается дисциплин, то это была обычная армейская подготовка – строевая, приемы с оружием, физподготовка, стрельбы и т.д. По прошествии полугода из кандидатов оставалось примерно человек 40 – остальные отсеивались и отбраковывались как неподходящий для армии материал.

Когда эта полугодовая подготовка новобранцев-африканцев близилась к концу, то по всей структуре РДФ начинали рассылаться объявления, что стартует очередной набор в Скауты Селуса и добровольцы-европейцы, а также унтер-офицеры африканцы, приглашаются для прохождения.

В связи со спецификой Скауты постоянно нуждались в черных унтер-офицерах из Африканских стрелков – во-первых, за новичками необходим был присмотр, а во-вторых, кто-то должен был готовить потенциальные сержантские кадры.

Когда прием заявлений заканчивался, как правило, среди абитуриентов было около 15 капралов и лэнс-капралов из Африканских стрелков – редко среди них были сержанты. Что касается белых добровольцев, то они представляли едва ли не весь спектр РДФ, включая национальную полицию, части МВД, Охранный корпус, Родезийский стрелковый полк, САС и Легкая пехота. 90% из них, как правило, были военнослужащие «территориальных частей» (т.е. ополчения) и только 10% - военнослужащие регулярной армии. Объяснялось это тем, что отборочный курс Скаутов был чрезвычайно жестким, и мало кому из солдат регулярных частей по душе была мысль начинать все с нуля в новой части. Тем более, если это включает в себя курс молодого бойца.

С точки зрения Рейда-Дэйли, военнослужащий частей специального назначения должен воплощать собой особый тип солдата. Среди необходимых качеств обязаны присутствовать ум, мужество, сила духа, верность, приверженность делу, чувство профессионализма, ответственность и самодисциплина. Возрастные пределы – от 24 до 32 лет.

Когда Рон Рейд-Дэйли задумывался о том, каким должен быть отборочный курс, он намеренно хотел его противопоставить аналогичному этапу в другом спецподразделении – САС. Притом, что Рейд-Дэйли сам вышел из рядов САС, он считал, что у САС и Скаутов разные задачи и разные методы их выполнения. В связи с этим, по его мнению, служащие САС и Скаутов должны принципиально отличаться. Иначе говоря, что подходит для САС – не подходит для Скаутов и наоборот. Правда впоследствии жизнь показала, что на самом деле это не так: многие солдаты, отслужив в САС, позже проходили отбор и становились Скаутами – а бывало, что Скауты переходили в САС.

Но большой любви между этими подразделениями не существовало. Каждая элитная часть в РДФ считала себя исключительной, пребывая в уверенности, что основную работу войны делают именно они. Профессионализму других воздавалось должное, к коллегам относились с уважением, поскольку часто приходилось работать бок о бок, но в глубине души каждый спецназ считал себя главнее. С точки зрения Скаутов, десантники Легкой пехоты были способны только на грубую мясницкую работу – прилететь и накрошить трупов. Диверсанты САС стояли рангом выше, но все равно отношение к ним было как к маньякам-одиночкам, к тому же Скауты считали, что САС, как оперативная часть, излишне заформализована. (Надо отметить, что легкие пехотинцы, в свою очередь, маньяками считали Скаутов: с точки зрения десантников, только повредившиеся в уме люди способны были жить в буше неделями, питаясь личинками и гнилым мясом, маскируясь под террористов. Что касается САС, то для среднего десантника куда интереснее было прыгать с «Алуэттов» - ногами они ходили редко – обрушиваясь на терров как снег на голову, вместо того, чтобы терпеливо планировать и осуществлять длительные засады или подрывать мосты. Ну а САС, как и Скауты, считали РЛИ великолепными штурмовиками, но более ни на что не годными. К Скаутам же САСовцы относились чуть-чуть свысока, полагая, что 80% операций САС Скауты повторить не в состоянии). В общем, перефразируя родезийского писателя Уилбура Смита, ««Скауты Селуса» были лучшим подразделением родезийской правительственной армии; правда, если бы вы произнесли это в присутствии, скажем, десантников Легкой пехоты, или Специальной Авиа Службы, или Родезийского полка, вам тут же на месте раскроили бы череп».

Рейд-Дэйли считал, что спецназовец, в котором нуждается САС – это одиночка, человек, не зараженный групповым духом. Даже отборочный курс САС являлся тому свидетельством – инструктора САС хотели видеть, как будет себя вести кандидат в условиях сильнейшего стресса: сможет ли он адекватно оценивать обстановку, принимать верные решения, и главное – выполнить задачу. И все это – полагаясь только на собственные силы. В этом, с точки зрения командира Скаутов, крылось слабое место курса САСовского отбора – порой курсант оставался без надзора инструкторов и товарищей на долгое время, вследствие чего у него возникал соблазн пойти по пути наименьшего сопротивления. Хотя отбор в САС был достаточно жестким, инструкторы-сасовцы порой закрывали глаза на нарушения дисциплины. Кандидаты в САС умудрялись иногда сокращать время пребывания на маршруте – во время пеших маршей – посредством голосования автомобилей, автобусов с африканцами, велосипедов и т.д. Конечно, если их ловили, то с курса немедленно отчисляли, но если им удавалось остаться непойманными – то все было шито-крыто.

Именно поэтому Рейд-Дэйли сделал ставку на коллективизм. Он считал, что большая часть солдат способна выполнять свои обязанности исключительно хорошо, когда они находятся среди товарищей – и подвести стыдно, и положительным духом заряжаешься. К тому же «групповой синдром», как считало командование Скаутов, позволяет солдату избегать чувства одиночества, которое легко превращается в желание сдаться, бросить все на полдороге. А в условиях опасности, такие чувства могут привести и к потерям. Так что люди, которые тяготели к одиночеству, для Скаутов являлись нежелательными кандидатами. К тому же будущий Скаут, в силу специфики задач, должен был практически постоянно пребывать среди людей – либо среди своих товарищей, либо среди террористов. И ему необходимо было уживаться с другими.

Но с другой стороны – солдат, который способен хорошо действовать ТОЛЬКО если он находится в коллективе – равно не подходил. Порой от Скаутов требовалось действовать малыми группами в два-три человека, а иногда и в одиночку – в ситуациях, предусматривавших особый риск. Так что умение обходиться одному приветствовалось, но в пределах.



Так что отборочный курс был построен с тем расчетом, чтобы выявить среди кандидатов подобных солдат – в которых бы удачно сочеталось умение работать в команде и одновременно в одиночку.

В день начала отборочного курса, все кандидаты строились на плацу в казармах Инкомо. Разделения ни по расам, ни по званиям не было: европейцы, африканцы, офицеры, унтер-офицеры и рядовые стояли в одном строю. К тому моменту начальная подготовка африканских солдат уже была закончена – это делалось с тем расчетом, чтобы они наряду с европейцами могли принять участие в отборе. На построение все обязаны были явиться с вещами – правда, про пайки или про питание абитуриентам намеренно ничего не говорилось. После переклички, к кандидатам обращался командир части, майор Рон Рейд-Дэли. Как правило приветствие было кратким. Майор подчеркивал, что Скаутам не нужны супермены. Нужны нормальные солдаты, которые просто способны выполнять свой долг, но лучше чем остальные. Он также особо подчеркивал, что любой доброволец вправе заявить о своем уходе с курса в любое время, и к нему не будет не то что претензий, а просто косых взглядов и смешков за спиной. То что у кого-то не получится стать Скаутом, вовсе не означает, что этот кто-то – плохой солдат, как раз наоборот. В иных частях, более подходящих для службы, из такого человека получится образцовый воин, чему, как отмечал Рейд-Дэли, есть масса примеров среди офицеров, сержантов и рядовых. В конце речи он благодарил кандидатов от имени полка за то, что они по своей воле решили принять участие в испытаниях, поскольку часть Скаутов комплектовалась исключительно добровольцами. Майор особо подчеркивал момент ухода с курса – все-таки ни один человек не любит считать себя неудачником, и для того, чтобы немного поднять дух кандидатам, он предлагал им не чувствовать себя ущербными по возвращении обратно в свою часть: «Если кто-нибудь будет вас высмеивать на предмет того, что, мол, не смогли, то этому пересмешнику можно ответить – у меня, по крайней мере хватило духу попробовать, а вот тебя я там что-то не видел».

Далее кандидатам выдавался суточный паек, как его называли «крысиный корм». Абитуриентов предупреждали, что питание на курсе будет нерегулярным и намекали, что паек не стоит уничтожать с ходу. После этого кандидатов распускали до вечера, но не сообщали им ни о дальнейших планах, ни о том, когда будет следующий прием пищи. Новобранцы рассеяно бродили по территории, занимаясь своими делами. При этом намеренно поддерживалась такая атмосфера «армейского бардака», когда толком никто ничего не знает и не может дать внятный ответ.

Ближе к вечеру, когда кандидаты полностью расслабились, внезапно звучала команда «Построиться!». После построения, абитуриентам приказывали немедленно грузиться на грузовики, стоящие у ворот лагеря. При себе кандидаты обязаны были иметь все вещи и снаряжение. Инструктора, ухмыляясь, советовали с собой брать и гражданскую одежду – дескать, тренировочный лагерь находится на озере Кариба, недалеко от курортных местечек, и у курсантов будет возможность иногда отлучиться поиграть в казино либо перехватить пару пива в пабах. Многие брали.

С этой секунды, кандидатами командовала инструкторская группа, состоящая из 8 человек – одного офицера и семи сержантов, четверо из инструкторов были белыми, четверо – черными. На каждом новом отборочном курсе роль инструкторов исполняли новые Скауты – подразделения откомандировывали своих офицеров и сержантов по очереди. С момента погрузки в машины, все новобранцы, независимо от их звания, обязаны были подчиняться инструкторам. При этом офицеры регулярных и территориальных частей, а также сержанты регулярной армии сохраняли свои звания – к ним обращались по форме. Что касается сержантов и рядовых территориальных частей, то независимо от их званий, на время отбора к ним обращались «боец».

Этап отбора намеренно начинался с создания стрессовых ситуаций. Сначала курсантам предоставлялась возможность расслабиться, после чего их резко возвращали обратно в атмосферу «стой-там-иди-сюда». Тот факт, что капрал Скаутов рявкал, допустим, на лейтенанта-связиста, также не прибавлял последнему бодрости. Так что по пути в лагерь на тряских «Мерседесах» курсанты погружались в атмосферу задумчивости пополам с напряженностью. У многих начинали в голову закрадываться мысли, что предстоящие недели будут, скорее всего, сложными.

Отъезд грузовиков с кандидатами был точно выверен по времени. За несколько минут до наступления темноты (а в Африке она наступает практически мгновенно, как будто солнце просто выключили) грузовики останавливались у поворота на Чарару, в пяти км от аэропорта Кариба, и курсантам приказывали выгружаться. Все вещи сваливались в одну кучу, после чего офицер-инструктор обращался к кандидатам: «Лагерь подготовки Скаутов находится рядом, по дороге в Чарару, всего лишь в каких-то паре десятков километров. И это расстояние вы должны пробежать. Естественно, что все ваши вещи вы должны взять с собой. Да, да, все что вы набрали, чемоданы, сумки и т.д. Если кто-то из вас решит, что с вещами бежать тяжело, то можете их бросить – правда, в этом случае попрощайтесь с ними навсегда, поскольку подбирать их никто не будет. Мы с большим интересом будем ожидать вас в лагере – сегодня в ознаменование первого дня курса наш повар специально приготовил отборные стейки и уже поставил пиво на лед. Естественно, это угощение касается только инструкторов – но если кто изъявит желание бросить курс, то вполне может к нам присоединиться».

После этого офицер и несколько сержантов отбывали на грузовиках в лагерь. На месте оставались только курсанты, и два сержанта на одной из машин – на случай если придется подгонять отставших. И кандидаты начинали пробежку, длиной в 23 километра, неся все свои вещи на себе, стараясь не отстать и показать максимально лучший результат по прибытии в лагерь.

Сам лагерь был расположен в одном из живописнейших уголков долины Замбези, на берегу озера Кариба. Это место было одним из последних нетронутых цивилизацией – кусок дикой первозданной африканской природы. В непосредственной близости от лагеря бродили львы, буйволы и слоны. Как сказал один кандидат в Скауты, бывший Королевский морской пехотинец из Лондона, в изумлении наблюдая за слоном, который ломился сквозь заросли в 50 метрах от лагеря: «Это как в зоопарке…только без клеток». И это был, пожалуй, самый необычный лагерь подготовки специалистов во всей субэкваториальной Африке.



Лагерь носил имя Wafa Wafa Wasara Wasara. Это словосочетание в приблизительном переводе с языка шона значило «кто умер – тот умер, кто выжил – тот остался». По крайней мере, все Скауты с этим толкованием соглашались. Те 10-15% кандидатов, которые прошли курс и получили впоследствии заветный коричневый берет с эмблемой атакующей скопы (а также те, кто отсеялся в результате отбора), считали это место реальным воплощением чистилища.

Wafa Wafa на чишона значило «я умер, я умер!» - уже одно это название заставляло любого военнослужащего относиться к месту с подобным названием, по меньшей мере, с подозрением. Wasara Wasara, в свою очередь, не имело четкого перевода. Это скорее означало панические возгласы – когда, например, в центре крааля обнаруживалась стая разъяренных львов, то обитатели деревни вопили именно это. Поставленные вместе эти слова наводили на мысль о том, что кандидата в Скауты ожидает нечто совершенно ужасное – если уж лагерь носит такое название.

Когда наконец кандидаты прибывали в лагерь – некоторая часть отсеивалась еще на пробежке – то их глазам представала невероятная картина. В лагере не было ни казарм, ни палаток – только несколько примитивных basha, шалашей – и более ничего. Именно в них и предстояло жить курсантам. Рядом с шалашами была небольшая площадка утоптанной земли, с кучкой закопченных камней и углями – это была кухня. Правда, ни в этот вечер ни в несколько последующих, кандидатам не предлагали никакой еды. Курсанты были измотаны бегом – долина Замбези славилась на всю страну как место где жарко всегда – ощущали чувство голода и к тому же были свидетелями, как некоторые из их товарищей уже «сломались».

С этой минуты, как едко шутили инструктора, кандидаты навсегда прощались с жизнью – прошлой. Кандидатов намеренно выматывали, мелочными придирками доводили до крайних пределов, морили голодом и провоцировали на нервный срыв. Тот кто не мог это вынести или же не желал терпеть подобное волен был заявить об уходе с курса в любую секунду. Главным фактором – для инструкторов – было то, как человек себе ведет в любой ситуации. Все реакции кандидатов тщательно подмечались. Когда человек сильно устал и при этом голоден, то все наносное с него быстро слетает, и остается только то, что составляет его истинную сущность. С самого начала курсантов ставили именно в такие условия – начиная с неожиданной вечерней пробежки до лагеря – и инструктора намеренно продолжали увеличивать объем стресса, чтобы сломить в кандидатах дух сопротивления. Фактически эта была пытка голодом, физическими нагрузками и моральным давлением, рассчитанная таким образом, чтобы у человека не оставалось ни минуты перевести дух и задуматься.

Первые пять дней программа строилась по следующему расписанию. Кандидатов будили перед самым рассветом и до 7 часов утра они занимались физподготовкой – бегом или упражнениями. После чего следовала поверка и немедленно за ней – боевая подготовка: обращение с оружием и стрельба. Стреляли по всякому, патронов не жалея: с двух рук, из автоматического оружия, из пистолетов, неприцельная стрельба. Особое внимание уделялось методу, который у Скаутов назывался «беспорядочная» стрельба – метод принятый на вооружение практически всеми подразделениями РДФ, отлично себя зарекомендовавший в условиях засад противника.



Суть ее заключалась в том, что каждый солдат в патруле концентрировал свое внимание на секторе стрельбы перед ним, постоянно анализируя и просчитывая. Солдат обращал внимание на валуны, густые места в кустарнике, выступающие корни деревьев – и стрелял короткими очередями (по два патрона), в те вероятные места, где, по его мнению, могли бы прятаться террористы. Инструктора каждый раз выбирали новые места для «засад» размещая мишени в вероятных местах укрытия террористов. В результате за очень короткие сроки у курсантов развивалось некое шестое чувство – они подсознательно соображали, где сидят «террористы» и успевали всадить туда пару пуль, еще до того, как туда падал их взгляд. Каждый день завершался штурмовой подготовкой – преодолением естественных и искусственных препятствий, лазанием по канатам, причем с каждым днем высота только увеличивалась. С наступлением темноты тренировки продолжались – кандидатов обучали передвижению ночью, работе с компасом и картой, ночной стрельбе и базовым тактическим приемам.

Первые пять дней курсантам не давали никакой еды – никакой абсолютно. Инструктора напоминали им, что, вообще-то, еще в Инкомо курсантам был выдан суточный паек, но «крысиный корм», как правило съедался либо тогда же, либо в первый же день по прибытии, либо же бросался некоторыми во время первой пробежки до лагеря (в надежде, что в лагере будет еда). Питались курсанты тем что могли добыть в буше – съедобными ягодами, диким шпинатом, корнями, мелкими птицами или грызунами. Но и эту еду было добыть проблематично – необходимо было свободное время, а вот его-то у кандидатов и не было. На третий день один из инструкторов подстреливал бабуина. После чего тушу обезьяны вешали высоко на дерево перед шалашами кандидатов. Убитого бабуина не свежевали и не вспарывали ему брюхо – оставляли, как есть. Во влажном и невыносимо жарком воздухе туша очень скоро начинала гнить. Спустя пару дней, бабуина снимали, свежевали, выбрасывали внутренности, разрезали на куски и бросали в котел – вариться. Туда же летели и другие куски мяса из дичи, подстреленной инструкторами, и намеренно доведенной до такого состояния, что мясо из красного превращалось в зеленое. Естественно туда же в котел шли и черви, и личинки, отложенные в мясе мухами.



Это была первая настоящая еда для кандидатов, с момента их прибытия в Вафа-Вафа. Ни один человек от нее не отказывался, хотя запах и вкус, по словам того же Рейда-Дэйли, «были такими, от чего стошнило бы и стервятника и гиену».

Когда в конце 1970-х годов журналистов допустили в лагерь подготовки Скаутов, то они были ошарашены. Один из них обвинил Рейда-Дэйли в том, что тот преднамеренно пытается убить потенциальных кандидатов. На что майор (к тому времени подполковник) ответил: «Ничего подобного, это делается ради их же блага. Скауты на задании, в глубине вражеской территории, например в Мозамбике, могут находиться неделями без доставляемых припасов (в отличие от САС). И выжить они могут только на том, что будет у них под рукой. Случалось, что Скауты в ходе операции натыкались на тушу антилопы, которую задрал лев, но еще не успели пожрать гиены. Если они будут знать только в теории, что они могут это съесть – то они никогда ее не съедят». После чего Скауты-медики объяснили журналистам, что вопреки распространенному мнению, гнилое мясо вполне съедобно, если его тщательно проварить – хотя если дать ему остыть и разогреть снова, это может убить человека. На первых стадиях гниения в нем все еще содержится протеин и оно вполне питательно – в экстремальных ситуациях такая еда спасет человеку жизнь. Цивилизация отшлифовала человека и притупила его чувства – если обычному человеку предложить подобное блюдо, то его стошнит от одного только вида. Но для голодных и измученных курсантов похлебка из гнилого мяса обезьяны была равноценна стейку из самой лучшей мраморной говядины в ресторане отеля «Мономотапа» - они не испытывали абсолютно никаких проблем с едой, а многие даже просили добавки.

Как правило именно в эти дни происходил самый большой отсев кандидатов – выбывало около сорока человек. Курсантов постоянно держали в неведении относительно расписания занятий – это делалось преднамеренно, если человек хотел бросить, ему не препятствовали. После первых пяти дней, кандидатам начинала выдаваться еда – в ограниченных количествах. Одновременно инструктора поощряли инициативы курсантов по добыче съедобного материала в буше. Правда убивать крупных животных категорически запрещалось.

После четырнадцати дней, прожитых кандидатами в условиях сильного стресса и постоянного чувства голода, следовал трехдневный «марш на изматывание». Дистанция обычно выбиралась инструкторами с учетом рельефа местности, но всегда была в пределах 90 – 100 километров. То есть за день курсанты должны были пройти около 30 километров, но эти 30 километров были отмечены на карте. В реальности дистанция была немного больше, потому что кандидаты должны были идти по холмам, преодолевать ручейки и реки, продираться сквозь густой кустарник и т.д. Перед маршем курсантов разбивали на небольшие группы, каждую из которых сопровождал инструктор, внимательно следивший за поведением каждого из кандидатов. Каждому кандидату выдавался 30-килограммовый рюкзак с булыжниками. Все камни были покрашены ярко-зеленой краской – чтобы у курсанта не возникло искушения заменить по пути часть камней. Также перед началом марша и сразу же по его окончании, рюкзаки тщательно взвешивались – опять же, с тем, чтобы проверить, не выбросил ли кандидат незаметно пару-другую булыжников. Рюкзаки специально набивались камнями – эффект был рассчитан на то, чтобы кандидат постоянно помнил, что он тащит бессмысленный и бесполезный груз, что снижало его боевой настрой. Кроме того, курсант естественно тащил на себе свое вооружение и снаряжение. Так что общий полезный – или скорее бесполезный вес – у каждого курсанта составлял от 35 до 40 килограммов.

К этому необходимо добавить, что трасса марша была проложена в долине Замбези с ее постоянной запредельной жарой, способной довести неподготовленного человека до теплового удара за три минуты. Поэтическое название «долина» также не должно смущать – она была усеяна валунами, небольшими, но труднопроходимыми холмиками, оврагами, буераками и ямами. На марш курсантам выдавалось строго ограниченное количество воды. Если к этому добавить и то, что долина находилась в «поясе цеце», где укусы этих мух, а также москитов, мух-мопани и прочих насекомых способны довести человека до исступления, то неудивительно, что одолевшие марш впоследствии называли его highway to hell, дорогой в ад. На все три дня марша курсантам выдавалась 125-граммовая банка с мясом и 250-граммовый пакет кукурузной крупы.

Последние 20 километров – хотя курсанты были в неведении, что это последние 20 километров – марш превращался в марш-бросок: чередование бега и ускоренного шага. Перед этим этапом у кандидата отбирался его рюкзак, набитый камнями, но взамен вручался мешок с песком, чуть меньшего веса. Двадцать километров предлагалось покрыть за 2,5 часа – что было возможно при условии практически постоянного бега. Как правило, командир части, Рон Рейд-Дэйли, всегда старался присутствовать при этом моменте.

Когда курсанты доходили до финишной точки, из кустов неожиданно выступали инструктора и поздравляли их с успешной сдачей отборочного курса. Большинство кандидатов отказывалось верить словам Скаутов, считая, что этот очередной коварный трюк инструкторов, призванный сломить дух и заставить сдаться. Кандидаты, едва стоявшие на ногах, бранились и покрывали смеющихся инструкторов отборными ругательствами, пока наконец до них не доходило, что все экзамены действительно сданы. После чего многие плакали, а по словам Рейда-Дэйли, в такие моменты у него, неоднократно наблюдавшего подобное, тем не менее всегда щемило сердце от гордости за тех кто сдал.

После трех дней отдыха, потребного для восстановления ног – к тому моменту у всех курсантов ступни превращались в кошмар дерматолога – курсанты приступали к двухнедельному курсу выслеживания и выживания в буше. По его окончании, новоиспеченные Скауты из территориальных частей отправлялись домой, в ожидании вызова на задание. Те же, кто был в регулярных частях, направлялись в иной лагерь, для изучения собственно анти-террористических опреаций, т.н. «темная фаза». Лагерь копировал до мельчайших деталей типичный лагерь террористов в Мозамбике. Инструкторами там работали бывшие боевики ЗАНЛА и ЗИПРА, многие из которых перешли на сторону РДФ и прошли отбор в Скауты. В течение двух недель инструктора обучали новых Скаутов приемам псевдо-террористических операций, умению выдавать себя за настоящих террористов, обычаям, диалекту, песням, манерам и т.п. После этого Скауты проходили 3-недельную парашютную подготовку в Нью-Саруме и базе Гранд-Риф. Некоторые из Скаутов дополнительно проходили легководолазную подготовку и обучались прыжкам с больших высот. В среднем на подготовку квалифицированного Скаута уходило около полугода. По прошествии еще шести месяцев, наполненных постоянными тренировками и боевыми операциями, военнослужащий превращался в самую грозную боевую машину родезийских вооруженных сил, человека, способного выжить всегда и везде, разведчика, умеющего вести многодневное наблюдение, стрелка, поражающего любую цель, оперативника, которому под силу было любое задание – Скаута Селуса.