Горская автономия в Северо-Западной пограничной провинции Пакистана начинается там, где кончаются рельсы железной дороги, построенной англичанами в 1920-е годы. Поняв, что невозможно подчинить нормам цивилизации воинственные пуштунские племена, Британская империя договорилась с ними о правилах мирного сосуществования

Хайберское ущелье круто спускается в зеленую долину. Здесь, у пакистанского армейского поста Торхам, дорогу перекрывает шлагбаум. В долине, куда уходят вниз по дорожному серпантину грузовики, украшенные согласно здешней моде яркими узорами и даже картинами, начинается Афганистан. Туда с пакистанского поста смотрят стволы автоматической пушки. Выше на склонах гор видны остатки железной дороги. Проржавевшие рельсы ныряют из тоннеля в тоннель, а за Торхамом и вовсе обрываются, повисая над пропастью.

Железную дорогу в 20-х годах здесь построили англичане, намеревавшиеся связать Британскую Индию с Европой через Афганистан, Иран и Турцию. Но планы не осуществились, рельсы удалось дотянуть только до этих мест - дальше британцы закрепиться не смогли.

Раз в месяц обшарпанный паровоз начала века привозит в ущелье два вагона с туристами и охраной. Когда туристы высыпают наружу полюбоваться живописными видами Хайбера, вокруг них тотчас выстраивается цепь автоматчиков-хасадаров (бойцов племенных отрядов). Предосторожность оправданна: Хайберское ущелье - самое сердце так называемой Зоны племен. Это территория Пакистана, но здесь заканчиваются полномочия полиции и не действуют пакистанские законы. В Зоне племен, зажатой между талибским Афганистаном и Северо-Западной пограничной провинцией Пакистана, власть, как и сотни лет назад, принадлежит племенным и клановым лидерам, а жизнь регулируют традиционные правила и представления.

Горские шахматы

"Мы, пуштуны, свободные люди, и нам не нужны правительства", - говорит мой охранник Наджибулла, предоставленный местным департаментом информации на время поездки в Хайберское ущелье. Порядок в Зоне племен поддерживают пуштунские полувоенные формирования хасадаров, в которых служит Наджибулла. Он говорит со мной, опираясь на инкрустированный бусинами автомат: "Конечно, я пакистанец. Но прежде всего я пуштун из клана куки-хэль".

У подножия этих гор зародилось одно из самых жестких направлений ислама: именно из Северо-Западной пограничной провинции Пакистана вышло движение "Талибан". Горец Наджибулла тоже считает себя мусульманином, но талибов не любит. "У них нет гайрата, - говорит он. - Требуют носить бороду, запрещают музыку. А я бороду не ношу и сам решаю, слушать музыку или нет!" "Гайрат", чувство собственного достоинства, - один из главных принципов Пуштунвали, набора традиционных правил и норм, которые горцы чтут не меньше Корана.

О пуштунах Европа узнала в прошлом веке, когда за полтора десятка лет они нанесли несколько поражений доселе непобедимому Британскому колониальному корпусу. Они остановили продвижение солдат Ее Величества в Афганистан, но оказались разрезанными границей, установленной англичанами. Сегодня около девяти миллионов пуштунов живет в Афганистане, составляя большинство населения этой страны, и примерно 16 миллионов - в Пакистане, где они составляют большинство в Северо-Западной пограничной провинции.

Особой проблемой для англичан стали племена, живущие в горах между Афганистаном и Британской Индией, которые не признавали ни власти Кабула, ни власти англичан. Считалось, что горцы - бандиты, с которыми нельзя договориться: они воруют людей, угоняют скот, нападают на караваны. Но после нескольких кровопролитных войн, проигранных англичанами, стало ясно, что договариваться все равно придется.

В конце прошлого века британцы создали здесь особую зону, где пуштунские горные племена сохраняли самоуправление (см. подверстку). Когда в 1947 году Пакистан получил независимость, пакистанские власти не сочли нужным менять систему, установленную при колониальном режиме. Они сохранили особый статус зоны, объявив ее Территорией племен федерального управления. Она делится на политические агентства (термин возник полвека назад, чтобы определить систему отношений горцев и центральной власти). Сегодня в Зоне племен существуют семь политических агентств - своего рода племенных мини-государств: Баджаур, Мохманд, Хайбер, Куррам, Оракзай, Северный и Южный Вазиристан.

В каждом "государстве" есть свой "политический агент", которого назначает центральное правительство. Если в горах у кого-то отнимут машину или кошелек, то он пишет жалобу политическому агенту. А тот спрашивает с малика (вождя) местности, где случилось ограбление. Политический агент - и следователь, и судья, и администратор. Он ведет строительство новых школ и больниц, решает споры о земле, отвечает за порядок.

Согласно кодексу Пуштунвали, горцы подчиняются своим маликам, а высший орган власти здесь - джирга, совет родовых или племенных старейшин. Племена делятся на кланы, те - на роды, а роды - на ветви. Свой малик есть на всех уровнях. Политический агент должен уметь находить общий язык с каждым из них. Он имеет право в случае необходимости созывать джиргу, обладает правом вето на то или иное решение вождя.

Горцы могут свободно перемещаться по всему Пакистану. Они не платят налогов в казну, но должны платить пошлину за ввоз на территорию племен товаров или продуктов "с равнины". Горцы могут голосовать на парламентских и президентских выборах, но их представители в Национальной ассамблее Пакистана не могут влиять на ситуацию в Зоне племен: все проблемы, требующие вмешательства центральной власти, решаются через политического агента. Он должен знать здешние традиции и уметь их использовать.

В том, что древний Пуштунвали может быть сильным оружием в руках умелого современного чиновника, я убедился в политическом агентстве Куррам. Я хотел попасть на заседание джирги, но мне не удалось - чужакам туда вход заказан. Но не попал туда не один я. Оказывается, агент, созвавший джиргу, намеренно не пригласил двух местных маликов, с которыми у него возник конфликт. Не оказаться в числе приглашенных на съезд вождей и авторитетных старейшин, как мне объяснили, - серьезный удар по репутации.

Число маликов в зоне племен постоянно растет, и власти способствуют этому процессу. Например, в агентстве Хайбер сегодня на 400 тыс. населения - 1400 маликов разного уровня, а еще сто лет назад было всего восемь. Политический агент не может назначить малика, но может рекомендовать его джирге. Выдвигая в малики лояльных властям авторитетных людей, агенты тем самым превращают вождей в чиновников.

Агенту одному, конечно, не справиться. У каждого из них есть в подчинении несколько тахсилдаров - глав администрации районов (тахсилов), которых тоже назначает центральная власть. Именно на тахсилдаров ложится основной груз работы "на местах". Им помогают отряды хасадаров - ополченцев из нанятых горцев.

"Главное - поддерживать баланс между маликами. Выдвижение одного лидера приводит к резкому усилению одного клана или рода, что вызывает недовольство других", - объяснял мне доктор Латиф Африди. Он знает, о чем говорит: выходец из влиятельного клана камбар-хэль, господин Африди был в свое время депутатом Национальной ассамблеи Пакистана, защитил диссертацию на тему политического устройства Зоны племен и считается ведущим специалистом по этому вопросу. Он наглядный пример того, как горец может сделать карьеру в Пакистане.
Мы познакомились в Пешаваре - столице Северо-Западной пограничной провинции. Окна комнаты, в которой мы беседуем с Латифом Африди, выходят на улицу, перегороженную спецпостом, каких в городе немало. Полицейские проверяют машины - ищут оружие.

- Политический агент должен быть настоящим гроссмейстером, а игру, в которую он играет, мы здесь называем "пахари кшатранч" - "горские шахматы", - говорит мой собеседник. - У агента в руках два основных рычага влияния - хорошее знание местных традиций и деньги. С помощью особого правительственного фонда государственные представители поддерживают маликов, которые сотрудничают с властями.

По мнению Африди, за пятьдесят лет независимости Пакистана Зона племен прошла примерно полпути к тому, чтобы стать нормальной частью государства: "Уровень преступности постоянно снижается, все больше молодых горцев получают современное образование, начинают заниматься бизнесом... Но потребуется еще лет пятьдесят работы - нельзя сразу принести в горы современные политические институты".
Африди с интересом следит за событиями на Кавказе. Когда разговор заходит о второй чеченской войне, он хлопает рукой по столу:

- И что вы опять полезли туда с танками и самолетами? Ну Грозный-то вы разрушили, а вот горский менталитет - вряд ли. Вы в России должны понять, что районы, подобные Кавказу или нашим горам, - особенные, они не могут сразу "перепрыгнуть" в современность. Нужно выработать систему функционирования администрации в этих районах, совсем не обязательно такую, как в Пакистане. Но если вы хотите, чтобы горцы были частью России, вы должны научиться терпимости и искать компромиссы.

Культура Калашникова

Базар в местечке Дарра Адамхэль на первый взгляд похож на все другие в Зоне племен: лавки-дуканы с распахнутыми дверями, у которых сидят на корточках хозяева. Прямо за лавками - мастерские. В них, однако, не выделывают бараньи шкуры, не лепят горшки. Здесь делают оружие - автоматы и пистолеты.



"Калашников" будет стоить семь тысяч рупий (примерно 130 долларов. - "Итоги"), пистолет продадим тысячи за четыре", - зазывает хозяин лавки Мохаммад Шахид, заломив по меньшей мере вдвое. Мохаммад сидит у верстака прямо на полу своего небольшого дукана. - Хотите настоящую русскую бандуку (так здесь называют любое огнестрельное оружие, в данном случае - автомат Калашникова. - "Итоги"), достанем из Афганистана за двадцать тысяч".
Гораздо дешевле купить фен вот только одна проблема он сушит волосы, а не стреляет.



Производство оружия в Дарра Адамхэль - одна из тех проблем, которые приходится решать центральным властям в Зоне племен. Еще в прошлом веке здесь стали копировать кремневые ружья, которыми англичане вооружали отряды сипаев - солдат, набранных из местного населения. Постепенно появились целые семейные кланы умельцев. Сегодня местные оружейники закупают станки, прессы, другое оборудование. Качеством здешнее кустарное оружие, конечно, сильно уступает заводскому, но и стоит гораздо дешевле.



Когда началась война в соседнем Афганистане, в оружейном бизнесе в Дарра Адамхэль наступил расцвет: здесь освоили автомат Калашникова, который и стал основным товаром. Моджахеды вывозили местные автоматы в Афганистан целыми караванами. В Пакистане даже заговорили о "культуре Калашникова" - здесь появились десятки семейных мини-заводов по кустарному производству АК-47.



В феврале этого года Исламабад в рамках кампании по борьбе с преступностью предпринял наступление на оружейный бизнес - резко ограничил выдачу лицензий на оружие и запретил его открытое ношение. В Зоне племен, естественно, все по-прежнему ходят с автоматами, но покупатели со всего Пакистана перестали приезжать за товаром.

- Раньше моя семья делала и продавала двадцать автоматов в месяц, - говорит Мохаммад Шахид. Он усердно шлифует напильником зажатую в тисках заготовку пистолета. - Теперь хорошо, если продаем три-четыре Макарова.



Из пистолетов самый популярный - китайский вариант советских пистолетов Макарова (ПМ) и Токарева (ТТ). За спиной у Мохаммада видны штабеля пустых коробок с надписями "Pistol. Made in China". Перехватив мой удивленный взгляд, он объясняет: "Все делаем, как у оригинала, даже коробки заказываем такие же, с иероглифами. Говорят, наши пистолеты через Афганистан попадают и в Россию. А у вас небось и не знают, что многие дешевые "китайские" пистолеты делаются здесь".



Мне объяснили, как пройти на фабрику автоматов. "Фабрика" оказалась обычным сараем, где в полумраке работали пять человек. Из оборудования- верстаки, два станка и старый, обшарпанный пресс. На сборочном столе лежит недоделанный "калашников" и почти собранное помповое ружье.



"Делаем сейчас один-два автомата в неделю, не больше, - объясняет бригадир. - А вы купить хотите? Дадим скидку как первому покупателю за два дня". - "Почем бандука?" - спрашиваю я, рассматривая помповое ружье. Торговля началась с восьми тысяч рупий. Скинув до четырех тысяч (примерно 75 долларов), хозяин уперся. "Нет, дороговато", - заявил я и отправился к машине, которую нанял для поездок по горам.

- Эх, рано остановился, - разочарованно сказал водитель, внимательно следивший за торговлей из открытого окна машины. - За три тысячи точно отдал бы...

Мохаммед и Миномет

В Пешаваре, лежащем у подножия южных отрогов Гималаев, пересекаются тропы, идущие на север в горы, дороги на запад в Афганистан и на юг - в столицу страны Исламабад. Здесь меня познакомили с Фазелем Хуссейном - тахсилдаром (главой района) из политического агентства Мохманд. Он пришел на встречу вместе с телохранителем-хасадаром, опоздав на час: "Извините. Жгли в горах опиумный мак. Обошлось без стрельбы, но пришлось помотаться". Фазель долго пьет чай с молоком: "Устал".
"Работа в Зоне племен хороша для карьеры", - объясняет он. Действительно, того, кто здесь отличился, замечают и выдвигают на высокие должности. Из политических агентов выходят в губернаторы, министры, дипломаты.
"Главная проблема - поддержание порядка, - объясняет Фазель Хуссейн, - и борьба с похищениями людей". Несколько лет назад здесь были украдены два японских инженера, приехавших по контракту. Правительству пришлось платить выкуп. Четыре года назад похитили крупного чиновника центрального правительства. Договориться не удалось - чиновника убили. Но, как утверждает Фазель Хуссейн, большинство похищенных удается благополучно вызволить.

- Есть у нас такой Зархан, - Хуссейн усмехается, а сидящий рядом хасадар, услышав это имя, начинает гладить свой автомат. - В горах работы мало, и он со своими родственниками подрядился к одному бизнесмену по имени Вакиль строить дороги в Кашмире. Что-то там вышло, и Вакиль им вовремя не заплатил. Зархан и его люди не стали обращаться в суд, а прямо в Кашмире украли Вакиля и умудрились через весь Пакистан привести его к нам в горы. Заперли в подвал и потребовали выкуп с его родни. Ну, я прихожу к Зархану и говорю, мол, у тебя человек сидит - отпусти, я добьюсь, чтобы он отдал долг.
- А откуда вы узнали об этом?
- Я знаю все, что происходит в моем тахсиле, - веско отвечает Хуссейн. - Так вот, Зархан уперся - нет, и все. Тогда я собираю джиргу и говорю: "Уважаемые! Пусть Зархан под мою ответственность отпустит бизнесмена". Джирга решила: отпустить заложника под мое честное слово, что тот вернет деньги. Все кончилось хорошо, а если бы я попытался отбить Вакиля с отрядом полиции, его или спрятали бы подальше, или убили.

Каждый политический агент или хасадар должен уметь влиять на джиргу - убеждать, лоббировать... Джирга руководствуется общинными законами: совершившего преступление осуждают не полицейские "с равнины", а уважаемые люди твоего клана или рода.

Конечно, горцы не могут избирать свою власть: политического агента или тахсилдара им назначают сверху. Действия государственных представителей можно обжаловать в Верховном суде, но при пакистанской бюрократии шансов на победу мало.
- Нельзя иметь все права гражданина Пакистана плюс горские свободы и не иметь обязанностей, таких, как выплата налогов или выполнение других государственных повинностей, - говорит Фазель Хуссейн. - Особый статус требует жертв. Кроме того, большинство горцев уверены, что они более свободны, чем "люди с равнины", и не любят систему власти, существующую в других районах Пакистана, они считают ее коррумпированной.

После разговора я выхожу на улицу Пешавара, забитую повозками-тонга, моторикшами, грузовиками. Вдруг на глаза мне попадается лавка, торгующая оружием. "Как, - удивляюсь я, - вроде открытая продажа оружия вне Зоны племен запрещена. Или у вас есть государственная лицензия?" - "Нет лицензии, - усмехается торговец, назвавшийся Мухаммадом, - но жить-то надо!" Он тут же пытается предложить мне великолепное охотничье ружье с богатой насечкой и украшенным ценными породами дерева ложем: "Оригинал в Европе стоит двадцать тысяч долларов. Это уступлю за тридцать, нет даже двадцать пять тысяч рупий (пятьсот долларов. - "Итоги")".

В лавку заглядывает маленькая девочка. "Дочка моя, - говорит торговец. - Когда-то давно моя семья мечтала делать боеприпасы для вашего русского оружия "Беметринаса". Не получилось, а то я был бы богатым человеком. Теперь дочку иногда в шутку зову - моя Беметринаса". Я постеснялся признаться, что не знаю такого оружия, но через пару дней меня осенило: это же "БМ-13"! Реактивный миномет, известный еще со времен Второй мировой под ласковым именем "Катюша"...