Отправляясь в ночь с 25 на 26 марта 1944 года в свой последний десант, офицер морской пехоты, украинец, Константин Ольшанский родом из Харьковщины, даже не мог предположить, что его именем после войны будут называть корабли, улицы, школы, скверы, и в будущем даже малую планету.

В марте сорок четвертого войска 3-го Украинского фронта в результате военной операции вплотную подошли к портовому городу Украины Николаеву — одному из центров судостроительной промышленности и крупной военно-морской базе Черноморского флота еще в довоенные годы. Германские войска построили глубокоэшелонированную оборону, проходившую по восточным окраинам города и пересекающую полуостров между Ингулом и Бугским лиманом.

Получив задачу на овладение городом, командующий 28-й армией генерал-лейтенант А. А. Гречкин приказал высадить в николаевском порту десант морской пехоты, которому предстояло завязать бой в тылу у немцев, вызвать панику и отвлечь часть сил противника с фронта. Кроме этого десантники должны были воспрепятствовать уничтожению портовых зданий и сооружений в самом городе.

Особенностью высадки было то, что морякам предстояло пройти на плавсредствах почти 15 километров по Южному Бугу, причем не менее трети этого расстояния — вдоль берегов, занятых противником, а последний отрезок пути, непосредственно перед портом, преодолеть скрытным броском по побережью, ни в коем случае не дав себя обнаружить.



События, после получения приказа и начала подготовки и тренировок к высадке, развивались следующим образом. 24 марта около 22 часов старший лейтенант Ольшанский привел 170 человек своей роты, составлявших первый штурмовой отряд, к причалу села Богоявленск для посадки на десантные плавсредства, которыми морпехов должны были обеспечить саперы 28-й армии. Но тут выяснилось, что у берега их ожидают обычные мостовые понтоны, не обладавшие достаточной устойчивостью, плохо управляемые, тяжелые и неповоротливые. То есть абсолютно не приспособленные для переброски десанта на значительные расстояния.

Отменить приказ комбата, тем более командарма, старший лейтенант морской пехоты не мог и потому дал команду на начало погрузки. По мере наполнения понтоны отваливали от причала, пытаясь выбраться на середину реки. Но, отойдя десять метров от берега, первый из них перевернулся, и все находившиеся на нем десантники оказались в воде. Им на помощь устремились те, кто шел следом. Из-за возникшей толчеи и перегрузки перевернулся и второй понтон, а еще через несколько минут — прямо у причала — третий. Все это купание обошлось без жертв, но начало десантной операции пришлось отложить.

25 марта саперы подогнали к Богоявленску семь лодок, которые с трудом удалось отыскать у рыбаков. На поверку оказалось, что только две лодки из семи не текут и готовы к плаванию. Остальные пять морякам пришлось затащить в полуразрушенный сарай у пристани и ремонтировать на скорую руку. Морским пехотинцам помогали 14 саперов во главе с сержантом: им предстояло, сев на весла, доставить первый отряд десантников к месту высадки и вернуться за вторым.

Вечером того же дня началась погрузка. Ольшанского с его бойцами, вместе с которыми, к слову, в десант шел командир 1-й роты лейтенант Михайловский, которому предстояло через несколько часов идти во главе второй волны морпехов. В последний раз уточнили частоты связи, позывные должностных лиц, сигналы управления. Позывной Ольшанского – «Меч». Поэтому его роту, подготовленную и способную выполнить любую задачу, называли «мечом батальона».

Первыми места на веслах заняли саперы. За ними разместились морские пехотинцы. Ольшанскому доложили, что лодки забиты под завязку: 53 десантника, включая командира, плюс гребцы, которым предстояло гнать байды обратно, станковый пулемет заменен ручным, вместо трех противотанковых ружей смогли взять только два. Втиснуть еще хотя бы одного человека или ящик с патронами нет ни малейшей возможности.

Что-то прикидывая в уме, Константин подошел к стоящим возле причала семерым морякам своей роты, тихо сказал: «Еще двое. Кто пойдет? Но с условием — на веслах». Все семеро сделали шаг вперед. Старший лейтенант сам отобрал пару «счастливцев», высадил на берег двух солдат и вместе с моряками занял место в лодке. Бросил быстрый взгляд на часы: двадцать один с хвостиком.

Весла с тихим плеском погрузились в воду, и десант начал свой путь. Еще не подозревая, что это путь в бессмертие…

Ветер в ту ночь был с моря и поднимал на Южном Буге приличную волну. Пока перегруженные лодки двигались против ветра, это не вызывало особых проблем. Однако в районе Сиверсова маяка, когда было пройдено около двух километров, река поворачивала. Волна стала боковой и начала перехлестывать через борта, заливая перегруженные лодки.

Через несколько минут случилась еще беда: днище одной из лодок проломилось, две другие посудины дали течь и стали быстро наполняться водой. Выловили барахтавшихся в воде, пристали к берегу, пересчитались. Все живы, но что дальше?

Ольшанский рассадил морских пехотинцев по оставшимся шести лодкам, а гребцам-понтонерам приказал возвращаться берегом в расположение батальона. Командир десанта прекрасно понимал, на что идет: после высадки лодки придется бросить, обратно гнать их будет некому. Значит, подкрепление его бойцам сможет подойти в лучшем случае лишь следующей ночью. То есть ближайшие сутки задачу, для решения которой изначально отряжалось сто семьдесят человек, должны будут выполнять пятьдесят пять. А задача состояла в том, чтобы отвлечь с передовой как можно больше немецких сил.

Отряд старшего лейтенанта Ольшанского тем временем продолжал движение вниз по Южному Бугу. Практически сразу после полуночи в штабе батальона приняли первую короткую радиограмму и сделали лаконичную запись в журнале боевых действий: «Меч». Высадился в 00 час. 00 мин. Приступаю к выполнению задания».

Непосредственно на территории порта десантники появились около четырех часов. Бесшумно сняли охрану, разминировали элеватор, осмотрели несколько строений вокруг него, оборудовали огневые точки. Главный опорный пункт обустроили в двухэтажной конторе «Заготзерно», где разместились командир отряда и 39 бойцов. Несколько человек залегли в наспех отрытых окопах около железнодорожной насыпи и возле дороги, ведущей из города в порт. Остальные расположились в небольшом деревянном здании элеваторной конторы и в каменном сарае.

Первый огневой контакт морпехов с немецкими солдатами произошел ранним утром 26 марта. Десантникам удалось захватить пленного, от которого узнали, что немцы даже не подозревают о высадке моряков, не говоря уже о том, что не имеют ни малейшего понятия об их численности и расположении позиций.

Прошло какое-то время. К сараю, где обосновалось отделение старшины 2-й статьи Кирилла Бочковича, попыталась подобраться небольшая группа немецких солдат, но была полностью уничтожена



До немцев стало доходить, что в порту творится неладное. Они предположили, что несколько подпольщиков решили помешать взрыву элеватора, и отправили для их уничтожения роту солдат из состава городского гарнизона. Не утруждая себя разведкой, она двинулась в лобовую атаку. Но попала под перекрестный огонь засевшей в здании элеваторной конторы одной из групп морпехов, и была вынуждена откатиться назад. И до них наконец-то дошло, что гарнизон проспал высадку в порту регулярного армейского подразделения.

За морских десантников решили взяться всерьез: следующая атака была предпринята уже силами пехотного батальона, прибывшего в город с передовой. Его подразделения стали «обтекать» с трех сторон позиции морпехов и… подставились под огонь основных сил отряда, засевших в конторе «Заготзерно». Атака захлебнулась, так, по сути, и не начавшись.

Следующая атака началась после артподготовки: в порт вкатили снятые с фронта четыре орудия, которые всадили в здание конторы несколько снарядов. У десантников появились погибшие и раненые. Но моряки продолжали яростно огрызаться. Была отбита четвертая атака, пятая, шестая… В середине дня в штабе батальона приняли очередную радиограмму: «Меч». Веду бой, несу потери». Но помочь друзья ничем не могли…

К порту между тем подтягивались все новые и новые немецкие подразделения. С передовой было снято три батальона пехоты, шестиствольные реактивные минометы, легкие танки. Против морских пехотинцев применяли огнеметы, их пытались выкурить из подвалов дымовыми шашками. Все тщетно: как только пехота поднималась в очередную атаку, ее встречали кинжальный огонь автоматов и взрывы гранат.

Выкатенными на прямую наводку орудиями была в щепки разнесена деревянная контора элеватора, откуда живым удалось выбраться лишь одному бойцу. Это именно его, одного из самых опытных и удачливых разведчиков батальона, на следующий день, когда погибнут радисты вместе с рацией, Ольшанский пошлет с донесением к своим. Юрию, так звали уцелевшего, переодевшемуся в немецкую форму, каким-то чудом удастся выбраться из города, пересечь линию фронта. Уже на нейтральной полосе он подорвался на мине, взрывом ему оторвало левую ступню. Но старшина все же дополз до советских окопов. Благодаря ему у командования 28-й армии появится возможность поддержать десант с воздуха.

Один из бойцов группы уничтожил одно из немецких орудий: метким выстрелом из ПТР ему удалось попасть в ящик со снарядами, взрывом перевернуло пушку и разметало расчет. Во время отражения очередной атаки тот же бронебойщик запалил немецкий танк. Второй боец прижимая к телу обрубком левой руки связку гранат, геройски бросился под гусеницы…

Вечером 26 марта в штабе батальона приняли радиограмму: «Меч». Противник непрерывно атакует. Положение тяжелое. Прошу огонь на меня. Дайте быстро». По району элеватора ударила артиллерия 28-й армии. После этого связь с Ольшанским прервалась. И вплоть до появления на следующий день раненого бойца из его группы, который переоделся в германскую униформу, о судьбе десанта ничего не было известно.

Посланные на воздушную разведку штурмовики Ил-2 доложили, что у элеватора по-прежнему идет бой. По немцам, атаковавшим развалины здания, они выпустили реактивные снаряды и расстреляли весь боезапас авиационных пушек. Так была сорвана не то четырнадцатая, не то пятнадцатая попытка фашистов покончить с отрядом украинца Ольшанского и его бойцов.

К этому моменту самого Константина Федоровича уже не было в живых. Погибли все офицеры. Пятнадцатью остававшимися в живых морскими пехотинцами командовал старшина 2-й статьи Кирилл Бочкович.

До рассвета они отбили еще две атаки, потеряв четверых товарищей. Утром 28 марта вынырнувшие из низких облаков “Илы” помогли им отразить последний, восемнадцатый штурм. После этого над территорией порта и вокруг него установилось тревожное затишье: с севера в Николаев ворвались части 6-й армии, с востока — 5-й ударной, с юга — 28-й армии и 2-го мехкорпуса, немцы спешно покидали город, чтобы не попасть в окружение.

Первыми к порту пробился один из отрядов мотоциклетного разведбата. Взору разведчиков предстала жуткая картина: разбитая немецкая техника и множество трупов немецких соладат, которыми были усеяны подступы к дымящимся развалинам. Из подвала того, что раньше называлось конторой, они вынесли на руках десять израненных и контуженных морских десантников…

В результате двухдневного боя в порту 55-ю морскими пехотинцами было выведено из строя не менее 700 солдат и офицеров противника (и это — немецкие данные!), что в большой степени расстроило оборону гитлеровцев, дезорганизовало их. Кроме этого оказались сорванными планы угона в Германию трудоспособного населения Николаева, взрыва ряда заминированных объектов, таких, как элеватор, здание городской поликлиники № 3, и ряда других.